На авеню Kalakaua ко мне подошел высокий человек c хорошей осанкой. Его волосы ниспадали до плеч. Они были матовыми и серыми, как и его борода. Одежда цвета сажи была изношена. Он пришел, чтобы отдохнуть, как он это делал каждый день. Садился около большого баньяна и отдыхал.
Мимо уставшего человека проходят туристы, прибывшие на Охау ради того, чтобы побывать в Вайкики. В толпе можно заметить японских туристов — невесту и жениха в белых одеждах, мужчина с наружностью филиппинца, на котором красуются рекламные плакаты, расхваливающие кушанья из близлежащих ресторанов. Мимо пробегают татуированные гавайские подростки. Усталые проститутки в обуви с яркими пластиковыми каблуками рекламируют свои услуги. Тихоокеанские течения приносят к берегу небольшой свелл.
Казалось, что высокий мужчина пустил корни, и мне пришло в голову, что вся его жизнь также укоренилась тут, независимо от побед и поражений, любви и трагедий, которые были на его жизненном пути, — этот человек быстро становится растением. И мне подобная перспектива не казалась такой уж плохой. Пару дней назад — возможно, но не сегодня, не после Bishop Museum. По дороге туда на шоссе H-1 меня подобрал парень, направлявшийся на пляж Халейва, в багажнике у него была новая доска для серфинга.
В музее меня ожидало прозрение. Это произошло, когда я читал подписи под экспонатом с древними орудиями рыбной ловли. Крючок был из кости. Леска была сделана из хау (морское растение — гибискуса). В надписи было сказано, что стебли растений в течение нескольких дней находились в специальном растворе, пока соединительная ткань не превращалась в волокна, которые местные жители превращали в веревку. У веревок хау было много применений, список включал крепление опор для каноэ.
Независимо от того, где веревка была сделана, и не важно, какое волокно используется, процесс ее создания начинается почти всегда со скручивания «правых» волокон по часовой стрелке. Я знаю это, потому что у меня есть много историй, связанных с веревками. В свое время я работал на лодке, экипаж которой занимался промысловой ловлей омаров. Правильно подобранные веревки и узлы не раз спасали мою жизнь в бурном море.
Во время одного плавания в конце осени канат из полипропилена диаметром в три четверти дюйма, который был привязан к только что сброшенной в воду клетке, почти обхватил мой ботинок. Он бы отправил меня на дно, но вместо меня веревка обхватила ногу капитана. Моряк был на глубине более 10 метров, прежде чем он смог перерезать волокна своим ножом, чтобы освободиться.
Я часто думал, что, случись все иначе, мне пришел бы конец. Возможно, все так и было бы. В любом случае, я никогда не простил тот канат. Я хотел порезать его на части, чтобы сохранить его как напоминание или унизить его, отделяя нити, пока канат не стал бы бесполезной кучей волокна.
С другой стороны, это было бы все равно, что убивать собаку за рычание. Пока она чуть не убила меня, я не видел настоящую суть веревки. Я работал с ней, вязал узлы, сращивал, но никогда не понимал, какой опасной она была.
Я начал читать серию лекций на эту тему. Аудиторией были несколько случайных слушателей, собиравшихся под вышеупомянутым деревом баньян.
Часто в мой адрес лился нескончаемый поток критики. «You’re fulla shit» — часто повторял мой самый ярый скептик. Но это скорее относилось к официальному тону моих лекций, а не к самому предмету. Иногда я отвечал колкостями на его ругательства. Другие смеялись. Он злился, но продолжал возвращаться.
Я рассказывал о том, что для производства нитей нужно было вырастить лозу, собрать ее, высушить мертвую растительность на солнце, а затем скручивать волокна вокруг друг друга по часовой стрелке.
Легенды со всего мира приписывают изобретение каната протолюдям. Наши предшественники видели в веревке новую форму жизни с мистическим потенциалом. Мне кажется, что в прежние времена веревку отождествляли со Змеем, который соблазнил Еву. Змеи всегда взбираются на деревья, обвиваясь вокруг них по часовой стрелке, между прочим.
Потребовались многие годы на то, чтобы у меня накопилось достаточное количество материалов для книги о мистической природе веревок и канатов. Но ни один издатель не захотел ее печатать. Я рассказывал им про лесного бога Rumplestiltskin, о Святой Екатерине, о повешении бедной Мэри Блэнди в Оксфорде, о роли веревки в открытии Манилы, в исследованиях и войнах, и даже про волокнистую структуру двойной спирали наших ДНК. Я рассказал им, как нити двойной спирали закручиваются по часовой стрелке, превращаясь во временной портал, вроде того, который использовал Бёрнем Вуд в рассказе Рэя Брэдбери.
Но они не захотели публиковать книгу, испугавшись того, что может произойти, если правда выйдет наружу. Ну и пошли они. Это прекрасный день, и с океана дует теплый ветер. Красивая девушка втирает в свое тело солнцезащитный крем, как она это делает каждый день в течение недели.
Я смотрю, как человек катается по большой левой волне на споте Publics, что рядом с Royal Hawaiian Hotel. Серфера оплетает пряжа волны. Волны с их синусоидами превращаются в веревку. Чтобы кататься по волнам, нужно понимать, как они закручены, видеть различия в их длине и толщине, понимать рифы, которые их закручивают.
После серии лекций на углу Kalakaua и Kapahulu я пришел к выводу, что в Вайкики нет недостатка в евангелистах, стареющих фанатах ЛСД, экс-серферах и их комбинациях. Что может быть лучше, чем жизнь с потерянным разумом или поиск того самого raison d’etre.
Сегодня мой друг под баньяном имеет отсутствующий взгляд человека, который видит то, что понял я. Нас всех ждет одна участь — мы все когда-нибудь достигнем конца своей веревки.