Свеллы продолжали приходить. Но мне от этого было не легче. Я жил так близко от бесконечного запаса идеальных волны, но не был в состоянии кататься на них, что вызвало дикое отчаяние. Через месяц меня выписали, и я поехал прямо в Velzyland. Опять же это был совершенно обычный день по гавайским стандартам. Том Гамильтон был там, он делал фотографии всего и вся. И снова для меня все пошло очень плохо. На второй волне швы на ране предсказуемо разошлись, что заставило меня снова отправиться в больницу в Haliewa. Больше швов, больше бинтов, больше костылей. Мне сказали держаться подальше от воды еще месяц. Но у меня кончились деньги уже через неделю. Я был не в состоянии работать или серфить и был вынужден покинуть остров.
По возвращении в Сан-Диего я почувствовал беспокойство. Прихрамывая тут и там, я пытался выполнять свои обязанности на работе. Через месяц я оставил свою работу в G & S и уехал во Флориду. Так или иначе, но возможность побыть дома оказалась тем лекарством, которое мне было нужно, чтобы вернуться на правильный путь. Через некоторое время я снова мог ходить и серфить, но мне нужна была работа, поэтому я попробовал свои силы и открыл собственную мастерскую по производству досок для серфинга, объединившись с шейпером, с которым я пересекся на острове Оаху. Он был из Пенсаколы. Когда он услышал, что я направляюсь в этот город, он связался со мной и сказал, что мы должны объединить усилия и запустить дешевый серф-магазин. Звучало как вполне хороший план. Мы начали наш бизнес благодаря деньгам, которые я позаимствовал у друга детства.
Через несколько месяцев мне пришлось уехать из города из-за одного личного дела. Меня не было две недели или около того. События имели место в 1980 году, когда мания кокаина захлестнула Америку. Так вот за то короткое время, что меня не было, мой партнер по бизнесу придался соблазну кокса и спустил на это дело все наши активы вплоть до последней копейки. К тому времени, как я вернулся, было уже слишком поздно. Гейм, сет, матч. Мы были банкротами. Еще больше ситуация осложнялась тем, что мой партнер вынюхал целый мешок кокаина, съел пару чудо-таблеток, выпил полбутылки Jack Daniels, а затем пытался покончить жизнь самоубийством, бросившись под колеса приближающегося автомобиля на оживленной трассе. Я уверен, что ему казалось, что это поэтический, героический, значимый жест, но этот парень проглядел важный факт: он решил покончить жизнь самоубийством рядом со школой, а машины там ездили очень медленно. Автомобиль, который ударил его, двигался со скоростью 20 километров в час. Мой горе-партнер отделался переломом руки. Он сбежал из города, оставив меня с долгом на многие тысячи долларов.
Разговор о потере багажа …
Вскоре после этого один из моих лучших друзей умер в аварии на мотоцикле, а моя девушка стала изменять мне с парнем, сидевшем за нами в евангельской церкви, которую я посещал в то время. Спасибо, Иисус. Я был в режиме магнита для дерьма. Несколько бродячих кошек, которых я великодушно принял к себе в дом, умерли при странных обстоятельствах, из раны в ноге начала течь прозрачная жидкость, и мне пришлось вернуться на костыли. Все идет по спирали. Единственным светлым пятном в тот период моей жизни стало событие, которое произошло два месяца спустя. Я занял второе место в небольшом профессиональном конкурсе в Пенсаколе. На пути к финалу я победил моего бывшего друга чемпиона мира Янси Спенсера. Когда объявили результаты, где-то в глубине моей души снова появилось тепло. Несколько недель спустя случился первый из моих нервных срывов.
Я отчаянно нуждался в деньгах, чтобы выплатить долг моему другу детства, я бросил серфинг и переехал в Нью-Йорк, где внезапно стал фотомоделью. Моя сестра работала там, и она слышала, что легкие деньги можно заработать в модельном бизнесе, поэтому я и попал туда. Я переехал в Италию, затем Швейцарию, затем в Германию. Легкие деньги. Я работал четыре или пять дней в месяц, снимался для каталогов пижам, нижнего белья или даже позировал на некоторых захолустных рынках в Голландии и Бельгии. Мне пришлось работать целый год, чтобы вернуть долг другу.
Прошло несколько лет. Я не занимался серфингом. Некоторые двери в моем разуме захлопнулась, и образ жизни, которого я придерживался так дорого, больше не вдохновлял меня. Я отрекся от христианской веры и начал играть на гитаре по шесть или более часов в день, писать песни, просто чтобы скоротать время. Это было мое тайное хобби, своего рода самостоятельная терапия, которая была призвана помочь мне справиться с печальной реальностью. Я устал от жизни в мрачной Северной Европе, поэтому вернулся в Пенсаколу. Это был бедный город, и работу там найти непросто. Мне посчастливилось устроиться на работу строителем шезлонгов. В течение первого часа я чуть не оторвал пару пальцев во время работы на столярном станке. Больше вариантов работы не было. Я сел за руль Buick LeSabre 1964 года и вернулся в Нью-Йорк, где почти что опустился до уровня бездомного.
Когда рука, попавшая в деревообрабатывающий станок, снова стала подвижной, я начал учиться, или переучиваться, игре на гитаре. У меня было только два пальца, которые работали как надо, поэтому пришлось импровизировать. После долгих собеседований, мне удалось найти постоянную работу. Я начал водить такси на Манхэттене. Это было в середине 80-х годов, когда эпидемия кокаина бушевала в Нью-Йорке. Страховые компании не хотели страховать жизни водителей такси, потому что многих из них очень часто убивали. Я потерял друга, который скончался от выстрела в голову во время ограбления. Каждую ночь, когда я выезжал на улицы Большого Яблока, я знал, что это может быть мои последние часы на этой земле.
Была одна поездка, которую я никогда не забуду. Я вез одного бандита из Пуэрто-Рико до Кингсбридж. Это один из самых сложных районов в Южном Бронксе. Более десятка таксистов были убиты там в предыдущие месяцы, и поэтому я был немного нервным. Мои нервы успокоились, когда мой пассажир сделал комплимент по поводу моего подхода к вождению. «Ты ездишь, как гребаный маньяк!» — крикнул он одобрительно. Я сказал ему, что точно так же водил машину, в которой были мои доски для серфинга. Человек на заднем сиденье несколько оцепенел, а затем недоверчиво переспросил: «Что??? Ты занимался серфингом?» Я рассказал ему, как жил на Гавайях. «На Гавайях?» — он удивился, а затем добавил: «Вот дерьмо! Парень, что с тобой случилось?»
Хороший вопрос.
Я водил такси в Нью-Йорке в течение десяти лет, и забыл про серфинг. Когда мне было тридцать, я услышал о летних волнах, которые появились на Восточном побережье. Я схватил доску, позаимствовал машину и помчался на мыс Hatteras. Попал я туда в конце дня. Меня встретили совершенные полутораметровые левые волны. Я поплыл в лайн-ап, поймал волну. Группа молодых ребят на плече начала подбадриватьменя. Я видел их силуэты из вращающегося отверстия, образованного падающей губой, и старое волшебное чувство вернулось ко мне в голову… я все еще был серфером. Я выскочил из трубы, и заметил рядом с собой молодого парня. Он улыбнулся и гаркнул: «Ух! Где ты взял эту странную старую доску, старик?» Он смеялся надо мной. Они все смеялись. Мое время пришло и ушло.
Я продолжал играть на гитаре и писать длинные бессвязные песни. Это была терапия. Мало кто слышал эти песни. Те немногие, которым я их спел, сказали очень мало положительного о них. Но однажды мне улыбнулась удача. Кассета с моими песнями попала в руки легенды поп-музыки Дэвида Бирна. Мне было предложено подписать контракт с лейблом Warner Brothers. Бирн познакомился со мной, взял меня на гастроли почти на целый год. Я был на разогреве. Это было одно из тех чудес в истории шоу-бизнеса, о которых часто пишет пресса: друг дал кассету своему другу, который передал ее знакомому… она двигалась все дальше и дальше, пока чудесным образом не оказались у одного из самых известных поп-музыкантов того времени. Это было совершенно нереально. Я выпустил свой первый альбом, получил одобрение критиков и не оглядывался назад.
Итак, что я делаю на Гавайях?
В 2003 году автор журнала GQ написал статью о моей музыке. Позже он связался со мной, сказав, что собирает материал для книги о неврологии, духовности и серфинге. Он спросил, смогу ли я поделиться своими представлениями о измененных состояниях сознания, о которых часто говорят серферы. Мы долго говорили на эту тему, и, в конце концов, книга под названием West Of Jesus была опубликована. Там оказалось несколько цитат и анекдотов, взятых у меня.
Теперь начинается самое интересное. Красиво написанная, глубокая и проницательная книга была хорошо принята публикой. Ее читали как представители научного сообщества, так и серферы. В следующем году с автором книги Стивеном Котлером связался легендарные дизайнеры досок для серфинга Малколм и Дункан Кэмпбеллы (эти парни придумали Bonzer, которые, возможно, стали прототипом для всех современных досок с тремя плавниками). Парни рассказали писателю, как сильно им понравилась книга и его исследование духовности через призму серфинга. Затем они добавили, что они были особенно рады видеть, что их любимый музыкант Джим Уайт внес свой вклад в эту книгу. Стивен передал мне свои записки и после того как я недоверчиво прочитал их пару раз, я просто сел и стал дико смеяться. Каковы шансы? Помните, что почти за тридцать лет до того момента я ламинировал их доски в мастерской G & S. На самом деле я не только работал на них, но и катался на их досках на многих соревнованиях, которые выиграл. Таким образом, наша жизнь действительно сложная штука. Она опять свела нас в одном месте. И я знал, что Кэмпбеллы понятия не имели о нашем общем прошлом. Они думали, что Джим Уайт — это сценическое имя.
Вы слышали о теории, которую в физике называют эффектом бабочки. Мол, если бабочка махнет крыльями в Аргентине, это может вызвать метель в Северной Дакоте? Но эта модель является неполной, не так ли? Потому что она не оговаривает, как метель в Северной Дакоте повлияет на бабочку в Аргентине. Вот так три десятилетия спустя я оказался в Гонолулу в ожидании своего багажа. Плавник доски повредил мою ногу, положив начало серии, казалось бы, случайных событий. И в результате меня обратно принесло к тому месту, где все началось.
После встречи с писателем я связался с Кэмпбеллами и сообщил им, что их любимый музыкант (видимо, многие Bonzers были созданы с моей музыкой, играющей в фоновом режиме) был не кто иной, как долговязый и длинноволосый Jesus Freak, который был у них на подработке в Сан-Диего. Последовала пауза. Затем Дункан, пораженный удивительной синхронностью событий, сразу же предложил мне бесплатную поездку на острова в обмен на выступление в его красивом кафе в Haleiwa. Круто, да?
Нет, все было не круто.
Я слишком много времени проводил в дороге. У меня есть две прекрасные дочери, с которыми я вижусь слишком редко, и поэтому я по-настоящему ненавижу быть вдали от дома. Кроме того, это было слишком долгое путешествие ради одного проклятого шоу. Мне очень хотелось вежливо отказать Дункану. Но что-то в этом уравнении показалось мне привлекательным, поэтому я снова оказался на Гавайях, больной, как собака.
Дункан, наконец, появляется. Мы пожали друг другу руки, как делали в офисе завода G & S. Я рассказал ему, что потерял гитары, что у меня грипп и ларингит. Он отнесся к этому равнодушно. Через несколько минут он нашел гитары, и мы двинулись к прокату автомобилей. К чести Дункана, он не обратил внимания на мое нытье. Я восхищался его спокойствием. Он снял для меня Dodge Charger (!) на прокат. По пути мы перекинулись парой фраз, затем на извилистой проселочной дороге мы проехали рядом с группой бомжей, собравшихся под величественными деревьями Коа. Я вдруг поразился абсолютно захватывающей красотой этого места. Даже алкаши тут могут выглядеть как мифологические существа.
Мы подъехали к прекрасному гибриду ресторана, кафе и магазина одежды. И начали общаться по поводу шоу. И тут в магазин вдруг заходит легендарный серфер Рено Абелларо. Когда я только учился ездить по волнам в Мексиканском заливе, Рено уже был мифической фигурой. И вот он пожал мне руку и спросил, что я делаю на Гавайях. Я говорю ему, что я музыкант, который будет играть на шоу Дункана. Рено хитро улыбнулся. На следующий вечер, когда я выступал на открытой сцене в окружении гавайских любителей пива, ко мне присоединился сам Рено Абелларо, который, оказывается, играет на конга. Это было похоже на исполнение какой-то абсурдной, нелепой мечты. Представьте, что вы встали утром и обнаружил, скажем, Вуди Аллена в своей кухне. Со мной было примерно также. Рено никогда не слышал моих песен до этого момента. В нескольких сотнях ярдов в школьном спортзале грохотал хэви-металл, и это создавало прекрасный контраст с моей собственной музыкой. На следующий день я совершил то, чего ждал очень давно — прокатился по волнам северного побережья.